Будущее: китайская версия

27 мая 2015 7451 Ольга Мерёкина

Вопросом о том, как китайцы видят будущее, я задалась в процессе работы на концепцией нового творческого проекта. Проводя комплексный анализ пространства, для которого разрабатывался проект, мой китайский коллега и я пришли к мысли, что он должен быть о «будущем». И оказалось, что ни он, ни я не имеем никакого представления о том, как китайцы видят будущее. И хотя проект «повис» на стадии формирования концепции, в течение последних четырех месяцев вопрос «китайского будущего» не пропадал из моей головы, заставляя искать ответ в книгах, фильмах и разговорах.

Тема представлений о будущем весьма деликатна и бесспорно достойна более тщательного изучения. Пока же мне хочется поделиться небольшими открытиями и идеями, основанными, главным образом, на двух книгах: China Dream (William A. Callahan, 2013, Oxford) и Tales of Future Past (Paola Iovene, 2014, Stanford). Большинство упоминаемых фильмов, книг и статей я не имела удовольствия прочитать или посмотреть лично, поэтому могу лишь довериться академической точности в описаниях исследователей.

От «светлого будущего» к «Желтой угрозе»

Исторически в китайской литературе внимание писателей, как и их читателей, было обращено в прошлое, даже редкие примеры фантастического жанра, такие как «Цветы в зеркале», не обращаются к будущему. Первые литературные произведение, описывающие будущее, главным образом, Китая, появляются на рубеже веков, в их числе «Будущее нового Китая» Лян Цичао (新中国未来记, 1902), повествующее о 2513 году после рождения Конфуция (1962 н. э.), и «Новый Китай» Лу Шиэ (新中国, 1910), описывающий судьбу страны через сорок лет.

В первом случае Лян Цичао проецирует будущее, которое будет возможно в результате реформ еще Цинского правительства, во втором — будущее страны проявляется через изображение Шанхая, родного города автора. Удивительно, что многие фантазии станут реальностью, правда, через сто лет: и мосты через Хуанпу, и «подземная железная дорога», и возврат иностранных концессий, и даже проведение ЭКСПО.

Первое десятилетие ХХ века оказалось богатым и на идеи, и на фантазии о будущем, но уже к 30-м годам внимание писателей обратилось больше к настоящему. После образования КНР о будущем вспоминали в художественной литературе как о чем-то обязательно светлом, больше акцентируя на действиях здесь и сейчас, необходимых для его достижения. Одним из немногих примеров образа будущего можно найти в пьесе и одноименном фильме «Баллада о водохранилище в районе Минских гробниц» (十三陵水库畅想曲, 1958): социалистический рай, где неурожаи и голод, удалось победить благодаря труду и научным достижениям, позволяющим регулировать погоду. В конце фильма есть интересный момент, когда девушка получает видео-письмо от своих родителей с помощью устройства, напоминающего планшет. В целом же, до смерти Мао литература будущего исчезла из повестки настоящего.

В 80-е, когда китайские писатели активно обращаются к современной иностранной литературе, проблемы недавнего прошлого и настоящего волнуют больше и их, и читателей, несмотря на популярность научной фантастики на Западе. Настоящая волна литературы будущего обрушивается на книжный полки в 90-е году, когда заметные изменения в экономике и обществе и незаметные в политической сфере заставляют задуматься о том, что собой будет представлять страна и мир через 10-20-50 лет.

В 1991 году в Гонконге, а после в Канаде издается «Желтая угроза» (黄祸), написанная Ван Лисюном годом ранее. Книга была сразу же запрещена в КНР, но получила широкое распространение среди недавних китайских эмигрантов. Хотя книга до сих пор не издана официально на материке, запрос в Baidu выдает множество страниц, где можно скачать ее электронную копию.

Действие книги происходит после 1989 года, когда инцидент на площади Тяньаньмэнь приводит к расколу в руководстве страны и часть южных провинций решает отделиться и провозгласить независимость. Все это приводит к гражданской войне, в которую вмешиваются США и СССР, а в результате, конфликт перерастает в Третью мировую войну, которая приводит к ядерному кризису и экологической катастрофе. Вследствие, Китай оказывается неспособным прокормить 1,3-миллиардное население, поэтому его часть переселяют в Сибирь, на Урал, Северную Америку и Австралию.

Еще один фантастический роман, опубликованный в 1991 году, предлагает альтернативное будущее Китая за его пределами — «Плавучий город» (浮城) Лян Сяошэна. Действие романа происходит после 1999 года в прибрежном китайском городе, который в один прекрасный вечер откалывается от материка и начинает дрейфовать в море, что сначала приводит к панике, а после и расколу в двухмиллионном городе. Книга высмеивает многие тенденции, которые наблюдались в стране в конце 80-х: «новых китайцев» и моду на эмиграцию.

Более оптимистичный прогноз предлагает в середине 90-х преподаватель Национального университета обороны Цяо Лян. В своей книге «Ворота Судного дня» (末日之门, 1995) он повествует о событиях, происходящих в 2000-м году и вызванных поражением Пакистана в Кашмирском конфликте, которое приводит к китайско-индийским столкновениям и террористической угрозе во всем мире. Действие не обходится без бесстрашного «универсального солдата», конечно, китайского офицера, который спасает и Китай, и весь мир.

Экономическое процветание страны и усиливающееся доминирование Китая в мире в конце 90-х и начале 2000-х все больше переносит внимание авторов-фантастов с внутренних проблем и альтернатив развития к глобальным. В 2000-м году Хань Сун публикует роман «2066: Красная звезда над Америкой», в котором Китай оказывается мировым лидером, а США распадаются в результате экономического кризиса и гражданской войны. В своей книге журналист Синьхуа даже предсказывает террористическую атаку на башни-близнецы в Нью-Йорке.

В 2006 году в журнале «Мир научной фантастики» начинают публиковать главы из нового романа Лю Цысиня «Задача трех тел», первой части одноименной трилогии, которая окажется одной из самых популярных научно-фантастических произведений в истории Китая. В этом году первая часть трилогии была номинирована даже на премию Небьюла за лучший роман: оценят ли китайскую фантастику Американская асоциация станет известно в июне.

В своей трилогии Лю Цысинь не просто решает проблему роли Китая в мире, а скорее даже во Вселенной, так как именно китайские ученые становятся участниками борьбы с инопланетным вторжением на Землю. Благодаря ретроспективным обращениям к китайской истории, повествование в книге кажется еще более реалистичным. Книга стала обязательной для прочтения среди китайских трудящихся в сфере информационных технологий, а после издания английской версии активно завоевывает сердца и англоязычных фанатов.

Если оценивать процессы, которые наблюдаются в китайской художественной литературе, в целом можно выделить несколько ощутимых тенденций. Во-первых, рост качества китайской научной фантастики (а это основной жанр, проецирующий будущее). Китайский sci-fi становится конкурентоспособным на мировом рынке. Во-вторых, изменения в обществе, в экономике, изменения в той роли, которую Китай играет в мире, новые проблемы (экологические и социальные) заставляют пересматривать образы возможного будущего и в литературе. И все чаще будущее Поднебесной проецируется на весь мир, так как его лидерство на международной и даже межзвездной арене даже не подвергается сомнениям. В-третьих, китайские писатели и читатели все больше обращаются к проблемам будущего, несмотря на культурный код, заставляющий, в первую очередь, искать истину в прошлом.

Конфуций спасет мир

Образы будущего волнуют в Китае не только фантастов, но и политическую и интеллектуальную элиту. В отличии от относительно немногочисленных фанатов «Задачи трех тел», представления китайских интеллектуалов о будущем могут оказывать непосредственное влияние на внутреннюю и внешнюю политику страны.

Успех модели экономического развития, которая, как правило, ассоциируется с реформами Дэн Сяопина, естественно кружит голову многим «ответственным лицам», обеспечивая легитимность руководства внутри страны и уверенность во внешнеполитических отношениях.

Официальное представление о будущем страны формируется в пятилетнем плане, который, конечно, не лишен пропагандисткой окраски, но в целом отражает действительные изменения в стратегии развития Китая. Новый пятилетний план должен быть опубликован только в октябре 2015 года, но по заявлениям некоторых членов правительства можно судить, что курс развития страны сохранится: инновации, стабильный рост, борьба с коррупцией. Вероятно, что будут расширены программы по развитию социального обеспечения и решению экологических проблем: значительная часть населения Китая уже давно не борется за выживание, поэтому задумывается о качестве своей жизни. С другой стороны, увеличивающийся разрыв в уровне доходов вызывает вопросы о социальных гарантиях со стороны государства для снижения классового напряжения в социалистической стране.

Если руководству КНР пришлось выразить мечты об идеальном Китае и мире будущего одним словом, то бесспорно оно выбрало «гармонию»: в обществе, экономике, семье, мире. Это понятие настолько часто употребляется в самых разнообразных контекстах, от газетных статей до лозунгах на заборах, что уже приобрело определенные негативные коннотации. В целом, официальные представления об идеальном обществе не сильно отличаются от конфуцианской традиции. Единственное, что в XXI веке Китай готов экспортировать конфуцианские идеалы вместе с продукцией промышленного производства.

Многие китайские экономисты под впечатлением от исследований британского коллеги Ангуса Меддисона уверены, что становление Китая как новой суперсилы будет не больше, чем возвращением к естественному положению в центре мироздания. По оценкам Меддисона, в 1880 году Китай составлял до 33% мирового ВВП, когда США — менее 1%.

Если американский эксепционализм вырос из идеи, что США — это первая новая нация мира, то китайская исключительность подпитывается идеей беспрерывности 5000-летней истории цивилизации. И если по мнению американских эксепционалистов, США — это оплот свободы и демократии, то китайцы видят свою страну как мирную и гармоничную альтернативу Pax Americana. Хотя в китайской истории и современной политике можно найти немало примеров агрессивного поведения, но для большинства интеллектуалов китайская цивилизация априори мирная. Вместо силового навязывания своих идеалов, Китай предпочитает спонсировать обучение иностранных студентов и расширять международную сеть институтов Конфуция.

Во многом, современная исключительность Китая построена на отрицании: он исключителен, потому что он не западный и не демократичный, его путь уникален, так как отличается от пути постсоциалистических стран Восточной Европы и России и от стран конфуцианской культурной традиции Восточной Азии, и тем более, стран Третьего мира. Так, например, по мнению китайского философа Кан Сяогана, китайская модель должна быть противопоставлена западному индивидуализму и западной культуре.
Это противопоставление не является следствием глубокого анализа. Оно скорее служит отправной точной для китайского эксепционализма: китайская элита сначала решила, что она не любит «Запад», а уже после отправилась на поиски истинных китайских ценностей. От многих работ на данную тему может создаться впечатление, что в США нет семей, а в КНР отсутствуют индивидуальности, и что Китай — это мирная Утопия, а Запад погряз в хаосе и жестокости.

Подобное противопоставление пронизывает все сферы интеллектуальной деятельности в стране, в том числе и в сфере искусства. Пару лет назад я присутствовала на обсуждении будущего современного искусства в мире, где представители китайской и индийской художественной элиты с серьезными лицами утверждали, что «западное» искусство зашло в тупик, выход из которого необходимо искать на Востоке. Правда, большинство из них все-таки не отказывается от стажировок в Нью-Йорке.

В целом, «китайская мечта» не так сильно отличается от «американской». Обе нации рассматривают себя уникальными и превосходящими другие, способными предложить миру более успешную модель развития. И в общем, их позитивный и прагматичный подход стимулирует граждан трудится больше для лучшего будущего. Обе страны видят себя главными источниками универсальных ценностей, способных спасти мир, и считают необходимым экспортировать эти ценности в другие страны без учета, нравится это последним или нет. Для многих представителей китайской интеллектуальной элиты спасение Китая перестало быть национальной идеей, теперь бремя «желтого человека» — спасти мир, главным образов, от США.

Поколение Y

Пока китайская элита озабочена вопросами мировой гармонии, молодое поколение представителей среднего класса, во многом разделяет «американскую мечту» о вертикальной мобильности: они уверены, что трудолюбие и умение демонстрировать свои таланты являются основой успеха в современной жизни, который, как и в других развитых странах, в первую очередь, определяется потреблением.

Уилльм Каллахан в своем исследовании о «китайской мечте» приводит в пример фильм «Дневник Лалы», в основе которого лежит книга Ли Кэ. Молодая жительница Пекина устраивается на работу в американскую компанию, входящую в 500 крупнейших корпораций мира, и своим трудолюбием и умом пробивается вверх по карьерной лестнице.

В первую очередь, знаменательно, что главным героем фильма о «белых воротничках» является девушка. Начиная свою карьеру в компании с должности секретаря, Ду Лала успешно продвигается вверх, повышая степень ответственности и месячный доход. Причем, выбирая между карьерой и семьей, она принимает решение вопреки конфуцианским ценностям и предпочитает сначала добиться личного успеха, а лишь после искать того, с кем его разделить.

Интересен и образ Пекина, показанный в фильме. Это не столица Китайской империи с Запретным городом и огромной площадью в центре, это не мир уютных «хутунов», источающих аромат древней истории и уличной еды, это мир из стекла и бетона, мир скоростных дорог и зеленых компаундов где-то за пятым кольцом. Это международный мегаполис, где китайцы свободно говорят по-английски, а иностранцы — по-китайски. Возможно, они работают на китайских компьютерах Lenovo, но пьют не Longjing, а Lipton.

Фильм показывает не только путь достижения успеха, но и способы его демонстрации: Лала не просто учится зарабатывать деньги, она учится их тратить. И во многом, она похожа на своих сверстниц в других мегаполисах мира: шоппинг-терапия является основным способом борьбы со стрессом.

Популярность книги и фильма, а также их продолжений, как минимум, подтверждают созвучность рассказанной истории с идеалами и ценностями жителей крупных китайских городов, рожденных после 80-х. «Дневник Лалы» не просто сформировал целый жанр «офисного романа», для многих он стал настольной книгой, а озвученные в нем советы — руководством к действию на пути к успеху в условиях безжалостного мирового рынка.

Фанатов фильма привлекает и красивая история, и сама актриса и режиссер «Дневника Лалы» Сюй Цзинлэй, чья жизнь является еще одним примером тех ценностей, которые продвигаются на экране. Она из обычной семьи, но благодаря своему труду и таланту смогла поступить в престижную Пекинскую киноакадемию. Еще будучи студенткой, она начала сниматься в сериалах и за пятнадцать лет смогла сама выстроить свою карьеру. Сейчас Сюй Цзинлэй входит в четверку самых кассовых актрис КНР, вместе с Чжан Цзыи, Чжао Вэй и Чжоу Сюнь.

Кроме того что Сюй Цзинлэй снимает и снимается в кино, она издает электронный журнал для современных женщин и ведет один из самых популярных в мире блогов. Она использует блог, чтобы продвигать свои фильмы, а журнал — чтобы находить для них спонсоров. Так она убедила Lenovo проспонсировать «Дневник Лалы» в обмен на продакт-плейсмент. И хотя это не лучшая ее режиссерская работа, фильм оказался весьма коммерчески успешным.

Фильм, снятый женщиной о женщинах и для женщин, рассказывает о тех внутренних и внешних конфликтах, с которыми сталкиваются жительницы китайских мегаполисов. И целью их упорного труда является не спасение нации или компании, а собственный, в первую очередь, финансовый успех, ведь именно он может обеспечить свободу, которая необходима для счастливой жизни. В будущем.